Словно бы ощутив ее ужас, Рафаэль протянул руку и взял ее за локоть.

– Ну же, кузина, не теряйте здесь сознание, – прошептал он, помогая ей выпрямиться.

– Как вы могли так поступить? – шепнула она, покачнувшись. – Вы же знаете, что я по салонам не хожу.

– Что? Разве вы не верите в мое мастерство?

Он провел ее в угол зала под скромные аплодисменты.

Прижавшись спиной к стене, она посмотрела на белый шейный платок и острый подбородок Рафаэля, который отгородил ее от гостей.

– Верю ли я? Я вас едва знаю! В моей голове с трудом укладывается то, как хорошо вы обошлись с моим отцом, и одновременно глупые любовные песни, которые вы распевали моей подруге, и неприятные вопросы, которые вы задавали моему брату. Да вы сами можете быть тем пиратом, о котором рассказывал месье Дюссой.

Рафаэль нахмурился и беззвучно присвистнул, глядя на девушку. На какое-то мгновение его карие глаза потемнели, став практически черными. Лиз показалось, что она заметила в них тень обиды.

От расстройства, что смущение заставило ее нагрубить, она закрыла рот ладонью.

– Простите, дон Рафаэль, – пробормотала она. – Я зря вам нагрубила.

Легкий смех развеял сгустившиеся тучи.

– Пират! Вы меня поймали. Как же я умен, если повредил собственный корабль, чтобы украсть золото из трюма и спрятать его от себя самого!

– Это не более глупо, чем платить кому-то за то, чтобы он купил подарки для вашей семьи.

Рафаэль картинно поклонился.

– Итак, мы выяснили, что дон Рафаэль смешон и глуп. И я отказываюсь дальше обсуждать эти очевидные факты. Меня больше интересует, какие отношения связывают вас с юной рабыней по имени Скарлет, из-за которой вам сегодня досталось.

А, ну пожалуйста. Если она ему не скажет, он все равно узнает. Кроме того, он и так уже в курсе, что она сестра рыбака и дочь пьяницы-паромщика. Бессмысленно скрывать правду.

Она внимательно посмотрела на гранатовую булавку, спрятавшуюся в складках его шейного платка.

– Предупреждаю, это очень длинная и скучная история.

Он улыбнулся и взял ее под руку.

– Тогда давайте отведаем закусок и пройдемся по комнате. Я не спешу.

– Очень хорошо.

Закуски были расставлены на длинной буфетной стойке, установленной между створчатыми окнами, что выходили на главную галерею. Огромное количество всевозможных кондитерских изделий было разложено на многоуровневых серебряных подносах, стоявших рядом с кристальным кубком, наполненным какой-то светлой жидкостью – возможно, шампанским, но, скорее всего, лимонадом. Рафаэль наполнил бокал и подал его девушке.

– Спасибо.

Сделав глоток, девушка боролась теперь с желанием поморщиться. Некоторые напитки были созданы лишь для украшения. Рафаэль поднял бокал:

– Я склонен полагать, что мы выживем.

Взяв девушку под руку, Рафаэль повел ее по салону. Через какое-то время Лиз украдкой взглянула на спутника и увидела, что он задумчиво смотрит на нее.

– Ну же, кузина, – сказал он. – Рассказывайте.

Девушка улыбнулась, несмотря на то что ей не хотелось ничего рассказывать.

– Вы познакомились с моим папá.

– Ах да, ваш папá. Я знал, что ему уготована роль в этой длинной истории.

– Да, но он не был прежде столь outré.

– Outré? Я не знаю этого слова.

– Невоспитанный. Не принимающий общественные правила.

– И какое же отношение ваш невоспитанный папá имеет к этой гарпии?

На этот раз настало время усмехнуться Лиз.

– Мой папá и мадам Дюссой были одно время помолвлены!

5

Держа в руках поднос с грязными бокалами от шампанского, Скарлет стояла на заднем крыльце перед зданием отдельно построенной кухни. Музыка и гул разговоров доносились через открытые окна в передней части дома, раня ее, словно отравленные шипы кожу. Не для тебя. Не для тебя, девочка. Никаких танцев, и не разговаривай с гостями, даже если они приходятся тебе родней.

Как Лиз оказалась в салоне мадам, разодетая, как французская кукла? Она чуть не уронила поднос от удивления, когда увидела кузину, гуляющую по салону под ручку с этим испанцем. Судя по тому, как он мастерски разделался с мадам днем, когда она без лишних вопросов выпустила из своих лап Лиз, именно он предложил кузине прийти сюда. Она слышала, что испанские мужчины с рождения обладали гордыней, чувством превосходства и собственного достоинства, которое исходило из их пор подобно экзотическому аромату.

А Скарлет потом пришлось за них отдуваться. Мадам ругала ее и забрасывала бесконечными вопросами. Почему дон Рафаэль доверил столько денег босоногой Лиз Ланье? Почему Скарлет ослушалась госпожу и общалась со свободными людьми в общественном месте?

Понимая, что объясняться с мадам бесполезно, Скарлет молчала, чем еще больше взбесила хозяйку. Если бы она не была нужна при подготовке к вечеринке, Скарлет, без сомнения, провела бы остаток дня одна в глухом сарае, где стояли кареты. Есть ей тоже не дали бы. И она бы не заговорила с Лиз, что принесло ей только неприятности.

Она закрыла глаза, пытаясь подавить желание расплакаться. С мадам у нее мира не было. Каждую секунду, стоя здесь, она рисковала навлечь на себя гнев хозяйки и неизбежное наказание. Как же она скучала по матери! Отца, который работал в поле, продали, когда Скарлет была ребенком, поэтому его она почти не помнила. Но маман умела напомнить ей, чьей рабыней она была на самом деле. Что наказание было Божьим очищением. Что радость могли приносить не только красивые платья и вкусная еда.

Но Бог забрал маман. Прошлым летом она умерла на руках Скарлет. Ее жизнь унесла лихорадка, которую вызвала инфекция, попавшая в больной зуб. Мадам была так рассержена, что потеряла швею, что чуть не продала Скарлет в приступе злости. Но вмешался ее муж, аккуратно напомнив жене о ценности Скарлет как женщины и о том, как хорошо она управлялась с иголкой. Он добавил, что едва ли удастся найти замену Скарлет за те же деньги. Он сочувственно посмотрел на девочку, дав понять, что она должна помалкивать.

Месье дал бы ей вольную, если бы имел возможность это сделать. Он так ей однажды и сказал. Но он не мог себе это позволить, потому она оставалась рабыней. Ей повезло, что ее выдали за молодого кузнеца семьи Дюссоев, хотя они и не могли вступить в законный брак. Каин относился к ней с глубоким уважением, которое часто перерастало в страх. Скарлет он нравился. Все могло быть гораздо хуже. Рабы, работавшие в поле, считались скотом. По крайней мере она жила в доме, в комнате рядом со спальней мадам, где та хранила платья. Она ходила с мадам в церковь каждое воскресное утро, сидела на балконе с другими рабами. Ей позволяли днем общаться с Каином, его родителями и двумя старшими сестрами.

У нее почти была семья.

Но ее настоящей семьей была Лиз. По крови. По свободной крови перед Богом.

Поддавшись какому-то внутреннему порыву, она осторожно поставила поднос на крыльцо подальше от двери, чтобы никто на него не наступил, а потом спустилась по ступенькам и спряталась под низкой веткой магнолии, которая росла возле дома. Ночь была тихой и темной. Весенний туман висел над деревьями, а земля была сырой и холодной. Когда она зашла за угол дома, музыка стала громче, совпав с мелодией в ее голове, и девушка начала танцевать. Если ее увидят здесь, то выпорют, но она не могла заставить себя вернуться.

Спрятавшись в тени, она наблюдала в окно за танцующими гостями. Она заметила Лиз, прохаживающуюся под ручку с испанцем. Кузина смотрела на него блестящими глазами. Черные кудри начали выбиваться из-под украшенной лентами конструкции у нее на голове. Испанец склонил голову, слушая ее, его глаза были полны эмоций, которые Лиз, казалось, не замечала.

Скарлет затаила дыхание, ощутив неприятное чувство зависти.

«Это не для тебя и никогда не будет для тебя».

Она опустилась на колени, ее сердце обливалось кровью.

– Боже, Отец мой, – прошептала она. – О Боже, моя скала и крепость, мой господин. Неужели это Твоя воля? Я прошу снова: отпусти меня, дай мне свободу. Я обещаю служить Тебе, но спаси меня от этой боли. – Она обхватила голову руками, сдерживая слезы. Она не знала, сколько просидела так в темноте. Наконец она встала, ощущая боль в затекшем теле и печаль, вытерла мокрое от слез лицо передником. – Глядите на рабу Господню, – вздохнула она. – Да будет так, как того пожелает Господь.